Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших - Страница 22

Потом в Сталинграде началась зима, выпал снег. Тогда мы сгруппировались и немножко дальше передвинулись. Передвинулись или туда, или сюда (показывает), в какую сторону, я точно не могу сказать, знаю только, что в другое место. И там палатки установили, в них мы и разместились. Принесли стол, медикаменты — это было все наше богатство. Но нужно было за лекарствами ходить, потому что через некоторое время у нас эти медикаменты закончились. А ведь это было опасно: там били, сям били немцы. А мы знали, где в подвале одного дома были у нас медикаменты, их туда загружали. И вот нужно было под домами перебежать за ними под обстрелом немцев. В тебя стреляли, было страшно. Но в сам подвал идти было нельзя: там стреляли, и тебя бы сразу же бы убили. И поэтому влезали в окно. Но хоть это окно было на первом этаже, влезть мне было трудно. Нужно было для этого хоть скамейку достать. А где мне ее было достать? Так выручали раненые, которые подставляли свои спины. Вот два солдата один на одного становились, я становилась на спину последнего и влезала в окно. Они меня впихивали туда в окно. И я сколько могла, этих ящиков вытаскивала, скидывала. А солдаты, бедные, все терпели до последнего, потом складывали ящики. И так я сколько могла, столько ящиков и выносила. Но вообще размещали раненых не только в палатках. Там, в палатках, мы людям оказывали только первую медицинскую помощь. Наша задача была в основном только одна: помочь нашим раненым непосредственно на передовой. Вот мы это и делали.

Был один случай, когда я чуть было не погибла по неосторожности, и я его до сих пор хорошо помню. Ну, ситуация на Волге сами, наверное, знаете, какая у нас тогда была… Я пошла за ранеными. Надо хотя бы немного представить, как я тогда выглядела. На фронте мне дали штаны-галифе, дали гимнастерку, дали портянки, дали сапоги. Но сапоги мне дали самого маленького размера — 42-го, и из-за этого ноги из них прямо так и лезли, как говорят. Штаны были такими большущими. Так их, бывало, вожмешь, пуговицы застегнешь, ремнем затянешь и получалась такая большая шишка на животе. Вот такие мы были девушки-красавицы. На нас страшно было посмотреть. Косы сначала были. Но потом завелись вши от этого. И как нам было с этим бороться? Ведь мы не могли ни помыться, ни побриться, сам понимаешь. Делали так: разжигали костер и над этим костром встряхивали вшей как бы.

Ну а случай был, значит, такой. На машине мы поехали за ранеными. Дороги были все плохие. Я в такой большущей шинели ехала. Ну и заодно я тогда пенициллин раненым с шофером повезла. У нас тогда пенициллин только-только появился, и это, хочу сказать, было очень хорошее средство для раненых. Это был такой порошок. Как только мы этим порошком раны солдатам посыпали, они быстро заживали, и у них из-за этого все шло хорошо. Меня на всякий случай тогда взяли, потому что знали, что я хорошо по-немецки говорю, и если где какой немец оказался бы — я была на подхвате. Приезжаем мы на место, ходим по полю — кругом слышны крики и стоны раненых. Шофер мне говорит: «Подожди, сейчас мы сгрузим ящики с лекарством и заберем этих больных». Ну мы сгрузили ящики, и я пошла за ранеными. Уже в темноте я пошла к раненым. К одному подошла и сказала: «Сейчас мы тебя заберем!» Ко второму подошла, тоже это же самое сказала. А была полная тьма, ничего было не видать. Я подошла к еще одному раненому. А нам, когда нас до этого полгода обучали медицине, показывали, как нужно правильно обращаться с ранеными: подползаешь, становишься на коленки, начинаешь его цапать по телу, показывать и спрашивать, где у тебя там и что болит, это чтобы знать, где что нужно перевязывать, а потом перевязываешь его. В темноте я подползла к одному раненому, стала его трогать и спрашивать: где у тебя там и что? И вдруг тот как закричит по-немецки: «Рауш швайне райс!» Я аж присела на колени от этого. «То би швайн! — кричит он. — Рауф!» Я знала немецкий язык, поняла, что этот немец сказал, и очень испугалась. Представьте себе, мне было 20 лет, я была почти что девочка, хотя и взрослая. Я оторопела, мне было очень страшно. Но я встала и пошла. От страха я запуталась и не знала, куда мне и идти. Вдруг этот немец вытягивает пистолет, я поворачиваюсь, и он стреляет в мою сторону. Пуля пролетела у меня над головой, сбила мне шапку, и я упала от страха. Сколько я так пролежала, не помню. А меня в машине уже ждали. Но потом шофер, который ждал меня с солдатами, услышал звук выстрела, сказал: «Я слышал где-то выстрел! Значит, что-то случилось». Они пришли на выстрел, нашли меня в поле и забрали. А тогда я и не заметила, что это лежал не русский, а немец. В темноте-то ничего было не видно! А ведь я, дурочка, хотела наклониться и собиралась ноги ему перевязать. И так от того выстрела в 20 лет стала глухая, с тех пор плохо слышу.

Тяжело об этом вспоминать… У меня этих воспоминаний прямо сердце не выдерживает. Немцы во время этих боев, наверное, сто раз нас бомбили. Это трудно себе представить, если ты там не был! Вот идет, например, такая передислокация войск. Войска идут, туда-сюда, встречаются, дороги очень узкие. И вдруг летят-летят-летят самолеты немецкие. Остановиться никак, кругом тесно. Если остановишься, то там на месте так и останешься. А немец бомбит то вправо, то влево, вся дорога разбита из-за этого. Так и было. В общем, там всяко приходилось: и через окна лазили, и в подвалах сидели. Даже на заводе каком-то большом за печкой я однажды сидела и пряталась. Там, на этом заводе, кругом все было разбито, и была круглая печь. И там был ящик какой-то. А мне из-за бессонных ночей до того спать захотелось, что я шла и шла, сил не было, и там так за ящик запряталась и уснула. Я была в шинели, у меня было две фляжки: одна — со спиртом, другая — с водой, это все нужно было для раненых. И в это время немец так усиленно начал бомбить, что дышать стало нечем. А я только благодаря тому, что залезла за ящик, спаслась. Потом кругом все вдруг посыпалось. В здании тогда уже не было ни окон, ни дверей. Я поспала немного, потом проснулась и в окно вылезла. Вернее, не вылезла, а со второго этажа выпрыгнула. Вот же дурочка была! Не было никакой еды. И страх все время меня преследовал. Кругом была пыль. Никто не знал, где нахожусь я и где находятся все остальные. Когда опомнилась немного, пошла в подъезд, где все было завалено. Там привалило наших солдат, ну тех, которые при госпитале санитарами были. Их мы вытянули и свезли в госпиталь к себе. Вот такая ужасная там была обстановка.