Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших - Страница 25

— Чего вы туда сразу помчались? — говорю им. — Есть пушка, пулеметы, используйте. Десант тоже беречь надо.

Бригада пошла вперед, а мы дня на три застряли в Вербековке, пока ремонтники ковырялись. Какой-то генерал появился, приказал мне танк на окраину перегнать, чтобы, говорит, ни одна собака не сунулась. Танк-то подбитый, но как огневая точка вполне действующий.

Когда починились, догнали наших. Пришли в район, никогда не забуду казачьего хутора Хлебный. В трех километрах другой хутор — Петровский. Его тоже заняли советские танки, но не нашей бригады. Между хуторами, расположенными на холмах, пролегала низина. Рано утром по ней огромной сплошной толпой пошла, спасаясь из окружения, 8-я итальянская армия. Когда передовые части итальянцев поравнялись с нами, по колоннам пошла команда: «Вперед! Давить!» Вот тогда мы им с двух флангов дали! Я такого месива никогда больше не видел. Итальянскую армию буквально втерли в землю. Это надо было в глаза нам смотреть, чтоб понять, сколько злости, ненависти тогда у нас было! И давили этих итальянцев, как клопов. Зима, наши танки известью выкрашены в белый цвет. А когда из боя вышли, танки стали ниже башни красные. Будто плавали в крови. Я на гусеницы глянул — где рука прилипла, где кусок черепа. Зрелище было страшное. Взяли толпы пленных в этот день. После этого разгрома 8-я итальянская армия фактически прекратила свое существование, во всяком случае, я ни одного итальянца на фронте больше не видел.

Дальше пошли на Богучар, взяли его, затем на Миллерово. Там топтались около двух недель. Слева от Миллерова стояла небольшая деревенька, занятая немцами. Перед деревней, с нашей стороны высотка, которую немцы почему-то оставили. На эту высотку выскочил Т-70 из нашей бригады и почти сутки обстреливал деревеньку, пока его самого не подбили. Вечером Т-70 успел поджечь машину, груженную какими-то ракетами, ночью мы наблюдали фейерверк. Я занял позицию неподалеку, возле переезда. Эта позиция была более удобная для стрельбы, и обнаружить меня было не так просто. Немцы через какое-то время ушли и из этой деревни. Подъехал танк ротного командира, капитана Мухина, я доложил обстановку.

Спрашивает: «Мы пройдем здесь за Миллеровом?» Я говорю: «Пролетим».

Шесть танков с десантом нас пошло по проселку в тыл к немцам. Десантников, автоматчиков наших, всегда вспоминаю с благодарностью. Храбрые ребята. Такого, как в кино, что они с танками в атаку бегут или на танке под огнем едут, не было, конечно. Это ведь живые люди. Здесь они где-то спрячутся, где-то постреляют. Но ночью мы без них — слепые. Ночью они нас охраняли.

Немецкий полк, из миллеровского гарнизона, отходил из города. Организованно шли, колоннами. По дороге двигалась пехота и артиллерия. Мы устроили засаду на дороге. Подпустили немцев очень близко, пулеметами можно было достать их, и открыли огонь. Первыми выстрелами смели голову колонны. В первых машинах ехал немецкий военный оркестр, и везли знамя. Все, кто там был, около тридцати человек, погибли сразу. Ну и с остальными хорошо поработали. Разгромили колонну полностью, никто не ушел. Кого-то потом взяли в плен, захватившие к этому времени Миллерово, стрелки. В бою немцы успели мне влепить снаряд в моторное отделение. Танк подбили, но экипаж весь успел выскочить. Посадка-высадка экипажа занимала восемь секунд по нормативам.

Мы остались ремонтироваться, а бригада пошла вперед и попала в засаду на станции Чеботовка. Сунулись ночью, без разведки. Погибли комбриг Дурнев, полковой комиссар полковник Лысенко, брат известного советского селекционера, командир нашего батальона тоже погиб. Потеряли хороших ребят и семь танков.

После трагедии в Чеботовке к нам на помощь подошла мотострелковая бригада. Они перебили всех немцев, что засели в деревне. В этом бою я не участвовал, когда мы догнали часть, там уже все было кончено, но груды немецких тел, лежащие на улицах, видел. Мы с экипажем участвовали в похоронах наших товарищей, дали залп из танкового орудия.

После прошли километров пятнадцать, там речушка, украинское село, немцы уже почти не сопротивлялись, село взяли быстро, но мой танк, последний в батальоне, сожгли. Доложил комбату Исаеву, мол, танк сгорел, экипаж жив. Он обрадовался, с облегчением говорит: «Ну, война закончилась, теперь едем домой.

Долго отдыхать не пришлось. Более полугода уже продолжались бои на Изюм-Барвенковском направлении. Где-то в конце февраля нам пришлось поучаствовать в них. Бригаду, далеко не укомплектованную, отправили под Барвенково. Немцы нам листовки бросали: «Мы в кольце и вы в кольце, а кому купаться в Донце?» И знак вопроса большой. Ну, купаться не купались, но за Донец они нас потом вытеснили.

В городе шли бои. Половину города заняли немцы, а другую половину мы пару дней удерживали, затем получили приказ оставить Барвенково и отойти на Банное, Святогорск. Отходили ночью. Ко мне на танк насели двадцать один человек пехоты! Я специально посчитал. И комбат ко мне сел. Москвич, капитан Александр Иванович Исаев, был новым командиром моего батальона. Мой танк шел первым, а за нами ехали несколько автомобилей с пехотой и обозом. Дорога шла через деревню Семеновку, но мы знали, что там были немцы. Исаев говорит:

— Поехали, Сережа, через деревню, объезжать замучаемся.

— Там же немцы!

— Ну и что, ночь ведь, включай фары — и вперед, проскочим.

Мы и поехали. Действительно, заезжаем в Семеновку, навстречу идет немец с ведром. Нас увидел, рот открыл, и ведро упало. Стоит, не знает что делать. Так мы эту деревню проскочили, ни один немец по нам не выстрелил. Вышли на Банное, Святогорский монастырь и поехали к Донцу. По пути еще несколько танков из нашей бригады подошли.